Панасечкин Анатолий Иванович

В своём неброском повседневном платье

Она ко мне приходит с давних пор.

И, бережно присев на краешек кровати,

Заводит молчаливый разговор.

И я, уставший от дневного груза,

Спрошу: «Ты кто? Скажи мне не тая».

Немного помолчав, она ответит: «Муза.

Я вечная бессонница твоя».

«Скажи, зачем ты в дождь и злую стужу

Опять ко мне прокладываешь путь,

И сердце рвёшь, и вынимаешь душу,

И не даёшь забыться и уснуть?

К чему такие странные забавы?

Мне и дневной хватает маеты.

Ведь знаешь ты давно, что я не жажду славы,

Я не певец несбыточной мечты».

Она в ответ: «Постой, не надо злиться.

Ты сам приходишь к истине простой:

Мечта умрёт, когда осуществится,

А слава-дым и только звук пустой.

И всё равно сегодня будешь снова

До петухов, до утренней звезды

Отыскивать в ночи единственное слово

Из вороха словесной ерунды.

От этой кары вряд ли отвертеться.

Ведь потому и отступает сон,

Чтоб где-то далеко совсем чужое сердце

С твоим забилось в лад и унисон».

Вот так мы с ней зачёркиваем строчки

И говорим, не размыкая уст,

А в результате лишь измятые листочки

Да стук в висках, да валидола вкус.  

И лишь рассвет забрезжит за стеною,

Она уходит, девственно чиста,

Как первая любовь, не ставшая женою,

Как неосуществленная мечта.